 | |||||||
|
#3. Ташка идет на работу. "Фарсайт, куда ты прешь? Куда ты прешь, тварь? Да ложись же!"... Выстрелы. Начавшееся на неестественно высокой ноте "А-а-а-аааа" быстро затихает. Выползаю из сна. Глаза открывать не хочется. Интересно, какая сволочь снова играет в Фаллаут с полным звуком? С нижней шконки отчетливо тянет дымом плохих сигарет. Сволочи, опять обкуривают. Не дождетесь, не встану. Ни-за-что. Вспоминаю, что, засыпая, оставил недопитую бутылку пива на шкафе за головой. Интересно, найду не открывая глаз? Протягиваю левую руку за голову, начинаю шарить по шкафу. Что-то с шумом падает. Только бы не бутылка. Снизу раздается приглушенный всхлип. Нет, не бутылка, иначе бы бульканье. Интересно, кто это? Может, правой получится лучше? Ну ка... Ну ка... Ага, вот она, родная. Пиво, конечно, выдохлось, но это - влага. И градус опять же - никуда не делся. "Бульк-бульк"... блаженство! "Бульк-бульк-бульк.... Тьху!!!!!" Что это? Что это за маленькое и мохнатое?... что это щекочет хрустящими лапками мое воспаленное горло? Опять тараканы ночью пили мое пиво? Мое?!!!! Пиво!!! Плевок, что-то с чмокающим звуком прилипает (надеюсь) к потолку. Благодать. "Бульк-бульк-бульк". Почесать животик. "Бульк-бульк". Потянуться. "Бульк-бульк". Теперь можно и открыть глаз. Один. Но какой? Правый, правый конечно. Прицельный. Какое счастье: окно открыто. Вялый бросок - и бутылка отправляется в свой последний путь: с пятого этажа к асфальту Измайловского. Эх, сейчас как бахнет. Три-два-один... Не понял. А где же звон? И что это за крики? Ну не может же быть. Попасть в шесть утра в бабушку, подметающую проспект?.. А, хотя - все ясно. Это же бабушка. Бабушка - женщина - женская логика. "Какова вероятность, выбросив бутылку из-под 'девятки' в шесть утра из окна пятого этажа на Измайловский проспект, попасть в бабушку, подметающую тротуар?" - "Одна вторая - либо ты попадешь в бабушку, либо ты в нее не попадешь". Так-то. Но все равно, пора смываться, а то прибежит еще с милицией. Переворачиваюсь на правый бок и падаю с кровати. Больно. Зато сэкономил энергию. Энтропию не увеличил ни разу. Молодец. Ага, все понятно. Обкуривал - Паша, матерился на Фарсайт - ВаВаН. Перманентное удивление на плоских лицах. Ах! Все ясно. Это я забыл открыть левый глаз. Теперь - гораздо лучше. Лица приобретают перспективу. Удивление все так же перманентно. Фиг с вами, сидите, ждите ментов. Где же джинсы? - быстрее, быстрее. Что же они делают на кульмане? Ах, это Шурка использовал их как подушку. Вечная утренняя проблема: поиск второго носка. Где же ты, радость моя? Ну, ну... где же? Отзовись. Смешки за спиной: "А ты по запаху". ВаВаН, гаденыш. Ничего, отольются мышке. В поле зрения: пакет Пашиных чистных носков. Вот и поквитаемся за обкурку. Все, быстро, ноги - в носки - в ботинки, куртку на плечи - бегом. Вниз, вниз, ступеньки, четвертый, третий, "привет, Наташа", "как дела?", "спешу, работа", второй, первый - свобода. Осторожно - за угол. Ах, вот и жертва утреннего инциндента. "Сегодня утром неизвестные злоумышленники произвели обстрел дворничихи Петровой с крыши здания общежития БГТУ Военмех легкобьющимися предметами, содержащими горючую жидкость". Дудки. Вы пробовали поджечь "Девятку"? Я - пробовал. Несмотря на коньячную градусность - не горит. Бабушка - дворничиха тихонько причитает, сетуя, видимо, на нелегкую женскую долю, детей - алкоголиков и бомжующего внука. В душе поднимается теплая волна жалости, хочется подойти попросить прощения за то, что наш мир так устроен, что в нем нет места для счастливых дворничих, что с крыши падают бутылки, что грязь и сыро, что весна не приходит, а зарплату опять задержали на неизвестный срок. Три шага в направлении. В глазах - слезы. Еще два шага. Хочется рыдать. Шаг. Взгляд старушки обшаривает окна верхних этажей здания. Вдруг - вниз. Зрачки - прицелы. В прицеле - я. Так, верно, смотрели немецкие пулеметчики времен второй мировой на строй тонкошеих русских солдатиков, идущих в безнадежную атаку. Слезы высыхают, испаряются, брови сами сходятся в черту: играем в гляделки. Старуха старше, она стара, невообразимо стара, спорю - она застала еще дни, когда армия Александра Невского втоптала в лед Чудского озера непобедимую армаду тевтонских рыцарей, но я тоже закален в игре глаз. Минута, две, победитель не определен. Видно, что старая хочет подкрепить кинжальный взгляд кинжальными словами, но боится потерять инициативу, силы, твердость. Мне плевать. Сквозь зубы выговариваю внятное матерное слово, кончающееся на "мать". Она сломлена. Глаза - в асфальт. Метла совершает сложные эволюции. С видом победителя дефилирую в направлении метро. Мост, Обводный. Гремит трамвай. В окнах - любопытные лица. Большинство - рабочие "Завода Подъемных Механизмов": пустые лица, несущие отпечаток вчерашней пьянки. Изредка - большие испуганные глаза нищих интеллигентов, судорожно цепляющихся за верхние поручни. Еще - толстозадые тетки, индифферентно смотрящие вперед. Эти на рынок. Мне плевать. Я смотрю на уток. Смешные птицы: построились в клин и целеустремленно плывут к чему-то, что я пока не вижу - под мост. Выплывает. Родной. И когда ж ты умудрился утонуть? Похоже - давно. Глаза уже выклеваны, сквозь порванную кожу правой щеки видны смешно посиневшие зубы. Никогда не слышал о таком эффекте речной воды Петербурга на костную ткань. На мертвой воде канала утопленник выглядит забавным островком жизни: вокруг него суета, толкотня: утки, как линкоры, сопровождающие авианосец, голуби - самолеты, пикирующие с окрестных крыш - баз, воробьи - юркие вертолеты, подвозящие пассажиров-личинок. Мечта натуралиста. Прочь, прочь. Через дорогу, увернуться от автомобилистов, азартно играющих в Carmageddon за тонированными стеклами иномарок - в Аллею. Здесь я когда-то торговал батарейками, теперь тут совершают утренний моцион бомжи и пьяницы Двух Вокзалов. Слева кусты. Кого-то весело и со вкусом бьют ногами. Наверное - по лицу. Во всяком случае он молчалив, тот кого бьют. Тю, нет, избиваемый начинает истерически смеяться. Значит - в живот. Значит - своего. Значит - не до смерти. Ударяюсь в философию: пусть их. Одним больше, одним меньше. Хотя - я тоже бомж. Но это - официально. На фоне большинства - я обеспеченный интеллигент. А таких быть не должно. Обеспеченный интеллигент: нонсенс. К тому же - бомж. Таких надо валить на землю - и ногами. Со звериными мордами. Ускоряю шаг. Метро "Балтийская". Картина сюр: взятие Зимнего голодными матросами Балтийского Флота. Если абстрагироваться - довольно смешно. Если нет, то мне надо как-то продраться вовнутрь. Ага, а вот и мой спаситель: рабочий-ударник "два на два", очевидно, решивший промять толпу. Под тяжелыми надбровными дугами ярко выраженная работа мысли. Одной - пробиться. Пристраиваюсь в кильватер. Впереди кто-то тонко пищит, но мы уверенно продвигаемся вперед: ледокол и я - маленький кораблик. Эскалатор - вниз. Островок спокойствия, можно отдохнуть. Навстречу - лица. Смотрят вверх: клаустрофобия. А вот живое: глазки, с интересом ощупывающие толпу. Ребенок - он еще не потерял вкуса к жизни. Улыбаюсь, показываю язык. Он - она - мне. Толпа заинтересовалась. Слышен смех. Тихо радуюсь удаче. Мы на дне. Люди штурмуют поезда, уходящие в центр. С гадким хихиканьем иду налево - там поезд, идущий в противоположную сторону. Быстро в вагон, а то могут заметить. "Осторожно, двери закрываются". Хехе. Со мной вошли еще несколько человек. Обмениваемся понимающими взглядами. На лицах - улыбки. Наша - следующая, там - назад. "Нарвская". Поезд в центр. Почти полон, но - почти не считается. Все смогли войти - благо. Посмеемся над теми, кто попытается зайти на "Балтийской". Найдутся, конечно, уроды. "Осторожно, двери закрываются". Две минуты покоя. "Балтийская". Давление: неудачники лезут в дверь. Это ничего, лезьте, лезьте. Мне хватает лет, чтобы знать, насколько мягко и податливо человеческое тело в туго набитом вагоне метрополитена. Впереди - две девицы рахитичной наружности. Сзади - толстая тетка дышит в затылок перегаром. Повезло - теплое местечко. Руки прижаты к бокам - остро ощущается незащищенность ценных мест, в том числе кошелька. Однако - он в заднем кармане брюк, а тетка, которая прижимает его к моей левой ягодице слишком жирна, чтобы почувствовать это. Отдыхаю, окруженный женским вниманием. "Техноложка". Пересадка. В три реки устремляемся к поездам. Кто - на север, я - на юг. Здесь дух свободы. Здесь нет вокзалов. Это - уже город. На юг, на юг. Глаза привычно выискивают в толпе симпатичные лица. Некоторые взгляды удается поймать, другие же смотрят в землю. Пусть их. Дальше, дальше. Несмотря на утро тоскливо хочется выпить. Нельзя. Е-ду-на-ра-бо-ту. "Московская". Выход, милиционеры цепко шарят глазами по толпе - намечается весенний призыв. Я, верно, не кажусь им годным для службы в Непобедимой Красной, меня пропускают. Сзади приглушенный вскрик "не меня, только не меня" и сочные удары "аргумента-2". Не повезло мальчонке. Его мать получит через две недели письмо "Здравствуй, мама. Здесь юг, горы, здесь в нас стреляют"... Настроение поднимается вместе со мной, поднимающимся на землю. Московский проспект. Движение перекрыто - видно опять к нам в гости пожаловал какой-то из африканских князьков. Другие к нам теперь не ездят - не доросли еще. Или переросли уже. Автомобилисты в пробках не скрываясь матерятся. Прохожим весело. Поворот на Ленинский. Здесь: дорога запад-восток. Здесь - от горизонта до горизонта. Здесь - ветер свободы. Впереди маячит Площадь Конституции, на ней - мой банк. Вприпрыжку к ближайшему ларьку, банка коки, "привет-привет", все лица - фотографии, которые как будто помнишь с детства. Здесь все тебя знают, здесь ты знаешь всех. Дальше, дальше, ветер в лицо, дальше, дверь, проходная, ступеньки вверх, ковер, дверь, уже бронированная, и мир остается позади. Здесь Банк. Здесь - другая реальность. Вот я и дома. Ташка, Петербург, 23 апреля 2001 года, 16:16 |
| |||||
| |||||||
