(неоконченное) Серым. Район был серым. Серые панельные дома, серый асфальт тротуаров, серые фонари и запыленные чахлые деревья. Жара. В полукилометре к югу - Цементный Завод. Кормилец и убийца. Город рос. Город требовал стройматериалов. Завод требовал людей. А люди? Люди ничего не требовали, они просто жили в сером, работали в сером, плодили серых детей и, в сером же - умирали. Тисса стояла у окна и смотрела во двор. Пыльное стекло лишало картину мира объема, делало её похожим на очень старую, очень плохую фотографию. В принципе - все это и было фотографией: неподвижный двор, застывшие серые качели, земля, покрытая мелкой цементной пылью, которую редкие дожди превращали в тонкий ненадежный наст. Полдень. Время сиесты. Взрослые - на заводе. Дети потеют в единственной во всем районе школе. Самые маленькие - томятся в загонах детских садов. Их два: обычный и для детей с отставанием в развитии - несчастных маленьких идиотов, которые еще не знают о том, как им не повезло в жизни. Тисса стояла и думала о том, что вот, пройдет еще один день, и ничего в её жизни не изменится. Двор останется таким же серым, стекло таким же пыльным, и серый комок в ее душе никуда не денется и будет давить, давить, давить, то сильнее, то слабее, но - постоянно. От этих мыслей её отвлекло вялое движение в песочнице, смутно возвышавшейся в самом центре дворика. Тисса приоткрыла створку окна, впустив в кухню горячий пыльный воздух и стала наблюдать. А посмотреть было на что. В песочнице, представлявшей собою кособокий ящик из окаменевшей старой древесины, сидел мальчик лет пяти и с угрюмой сосредоточенностью откалывал кусочки цементного наста, обнажая чистый речной песок. Отколотые кусочки он складывал в кучу, намереваясь, повидимому, построить из них что-то вроде египетской пирамиды, а может даже и двух. Так он и сидел: откалывал и укладывал, откалывал и укладывал, откалывал и укладывал... Было что-то гипнотическое в этом простом ритме его движений, во всей его маленькой нескладной фигурке, скрючившейся посреди двора, и Тисса, сама того не желая, почувствовала смутную тяжесть, томление, судорогой пробежавшее по её телу. Откалывал и укладывал... Тисса уже ни на секунду не отводила глаз от этого живого механизма. В голове у нее вспыхивали неясные образы, смутные обрывки сцен, движений. Ей виделось: вот, стоит город, но он пустой, серый мертвый город, этот серый двор - и никого, только она - и мальчик. Двор смотрит тысячью пустых окон, двор все видит, но он слеп, глаза его незрячи. Откалывал и укладывал... Тяжесть стала ощутимее, знойный воздух уже не сушил разгоряченную кожу и Тисса заметила, что длинная блузка - единственный предмет её гардероба, жадно прилипла к телу. Словно во сне, Тисса закрыла окно, вышла из квартиры и, пройдя четрые лестничных пролета, спустилась во двор. Даже этого короткого промежутка времени хватило ей, чтобы успеть соскучиться по ритму этой никому не нужной, но такой завораживающей работы мальчика. Тисса направилась к песочнице. Мальчик не прерывал своего занятия, он все так же откалывал наст маленькой детской лопаткой - теперь Тисса видела это - и укладывал очередной кусочек на подставку из таких же маленьких кусочков, уложенных ранее. Обнажившийся под серой коркой песок резко контрастировал с ней неожиданным присутствием цвета. Желтое на сером. Тисса перешагнула бортик песочницы - последний барьер, разделявший их, и встала над мальчиком: высокая, крепкая девушка над хрупким, худеньким запыленным ребенком. Он поднял на нее глаза. Тисса молчала. Мальчик тоже молчал, настороженно глядя на нее, часто моргая, будто воздух слишком быстро сушил слизистую его глаз. Тисса протянула ему руку, и он машинально протянул ей свою. Его маленькая ладошка совсем исчезла в ладони Тиссы, и девушка ощутила, какая нежная, неогрубевшая у него кожа у этого странного мальчика. Она потянула его. Мальчик испуганно замотал головой, пытаясь вырваться. - Пойдем же... Ну же, глупый, пойдем, - Тисса продолжала тянуть мальчика. Голос ее слегка охрип и срывался. Мальчик неуверенно встал, и Тисса, довольная таким успехом, настойчиво потянула его в сторону гаражей - нелепых коробок, в беспорядке разбросанных между жилым массивом и оградой Цементного Завода. Обычно по ночам подростки собирались здесь выпить дешевого портвейна или покурить травку - кто что любит. Но днем место было пустынно, оно словно вымирало. Черные крыши гаражей источали невероятный жар, но Тиссе нравилось это - жар, упругая мягкость разогретого на солнце гудрона, которым заливали эти самые крыши, его мягкий, щекочущий ноздри запах.
- Тебе нравится, как тут пахнет? - спросила она мальчика. Держась за руки, они подошли к одному из наиболее прилично выглядевших гаражей, довольно высокому, из силикатного кирпича, потерявшего, врочем, давно свой белый цвет. Рядом с ним росла сильно потрепанная ива, чьи пожухшие серые листья отлично гармонировали с окружающей обстановкой.
- Давай, я тебя подсажу, - предложила Тисса. Смех прекратился. Тисса удивленно посмотрела на мальчика.
- А как тебе?
- Давайте... Тисса взяла мальчика на руки, на мгновенье прижала к себе, почувствовала, как дрожит... |
|||||||